Глава 17. Мы и вы

Смотри на меня, как на равного.
Девиз фестиваля искусств инвалидов России

Наверное, будет интересно напомнить, что обрусевшее слово инвалид по-латыни означает неполноценный, ущербный и примерно в этом же смысле используется в большинстве европейских стран и Америке. Поэтому наши гости недоумевают, когда умственно и эмоционально здоровые, фи­зически активные русские на колясках на­зывают себя этим словом. На Западе для таких людей чаще используются другие тер­мины — со значением потерявший воз­можность (по-английски дисэйблд) или имеющий затруднения (хэндикэпт). Чувствуете разницу между потерей воз­можности сделать что-то или пойти куда-то и потерей своей ценности как личность? В литературе и в быту инвалидов там обычно называют по характеру травмы или заболе­вания, например, спинальников — пара, то есть параплегик, человек с параличом обеих нижних конечностей, шейников — квад, а также полио, эмпюти и т. п.
Слово инвалид режет слух иностранца на коляске так же, как мой — обращение се­ньор паралитико, которым меня окликнул мальчик на улице Барселоны.
Наверное, многие не согласятся, но слово калека в его изначальном смысле вполне бы соответствовало нашему состоянию, и если бы не оттенок пренебрежительной жа­лости, я ввел бы его в лексикон на законном основании. Ведь понятие инвалид за пос­леднее время в еще большей степени дис­кредитировалось в очередях, приемных, в списках на льготы и связывается с гумани­тарной помощью, ржавыми мотоколясками и толчеей у винных магазинов.
Справками об инвалидности, которые были получены спустя четыре месяца после того, как я очнулся на берегу таежной речки с бесчувственными и неподвижными нога­ми, государство закрепило официально два моих новых качества: нетрудоспособность и беспомощность. С этого момента я понял, что мне все время придется опровергать и то, и другое, иначе жизнь быстро наскучит.
Слово инвалид я долго стеснялся про­износить не только вслух среди здоровых или в обществе себе подобных (где больше в ходу понятия спинальник или колясоч­ник), но и про себя. Понадобилось много лет, прежде чем я научился выговаривать его без внутреннего сопротивления — ви­димо, так долго боролось мое самосознание с новой социальной ролью. Удивительно, что, перешагнув через этот барьер, я почув­ствовал явное облегчение. Я как бы отринул свою прошлую жизнь, которая напоминает о себе и сейчас, но только в сновидениях, и зажил новой, раскрепощенной жизнью с повседневными заботами. Помните, как в телевизионной передаче Контрольная для взрослых семья мальчика Павла и он сам лишь спустя пятнадцать лет заговорили с экрана о своем еврейском происхождении? Так же открыто стали в последнее время заявлять о себе представители сексуальных меньшинств. Нечто подобное этому осво­бождению, видимо, испытал и я. По време­ни это совпало с началом инвалидного об­щественного движения в стране, благодаря которому люди перестают стесняться сво­его положения, а окружающие не так чура­ются калек, как это было еще несколько лет тому назад. Все потихоньку начинают пони­мать, что костыли и коляска — лишь способ передвижения и не более того.
Теперь мне не нужно преодолевать му­чительное противодействие, прежде чем пробормотать из окна машины прохожему:
— Извините, я вот не хожу, не могли бы вы...
Но что делать с моей подругой Женей, красавицей и умницей, лишенной, казалось бы, предрассудков, которая многие годы не может преодолеть в себе страх перед улицей и людьми, хотя технически выбраться из дому ей ничего не стоит? Этот психологи­ческий комплекс победил ее разум и закре­пился, а желание выйти на волю угасло. Знаю по себе, достаточно посидеть дома из-за гриппа или поломки машины неделю-другую, и снова надо прилагать усилия, чтобы заставить себя открыть дверь. А едва очутишься во дворе, норовишь снова спря­таться в свою комнату-скорлупу, как реци­дивист, выпущенный на свободу и скучаю­щий по зоне.
И все же в какой мере можно применять к таким засидевшимся моральное давле­ние — ведь в конце концов они будут вправе послать агитатора ко всем чертям. Не от­крою ничего нового, если выражу баналь­ную истину: в каждом случае нужен инди­видуальный подход. К слабовольному чело­веку — он вроде бы и не прочь выйти на люди, но не решается, и хочется и колется — не грех применить меры активного воз­действия. Другой, выстроив целую защит­ную философию в оправдание пассивности, не только не стронется с места, но будет еще высмеивать агитатора и искать в его сове­тах подвох. Такому, если он и почувствует свою неправоту, согласиться не позволит самолюбие. В этом случае необходимы пос­тепенность и хитрость, как при ловле обе­зьяны. Например, его можно поймать на том, что сами нуждаетесь в его помощи где-нибудь в гараже.
Если вы внутренне созрели для первого выхода в свет, то, в зависимости от спокой­ного или взрывного характера, могу поре­комендовать два способа самостоятельного преодоления страха перед улицей.
Первый — постепенный: откройте дверь на лестничную площадку или калитку на улицу и приучите себя к самой возможности выхода в открытый космос. Следующий этап — прокатитесь в лифте до первого этажа или выскользните ненадолго из калитки на улицу. Дальше — больше: задер­житесь на пять-десять минут. Прихватите с собой газету, чтобы укрыться от глаз про­хожих.
Второй способ — внезапный. Поймайте момент волевого подъема и бросайтесь, как в омут головой. Не повредит, как и для первого случая, рюмка-другая водки.
Надо смотреть правде в глаза: многие здоровые люди воспринимают калеку как нечто чужеродное, и это, по-видимому, имеет истоки в законах выживания живот­ных сообществ, ведь стае невыгоден ране­ный или хилый сородич. Животные унич­тожают искалеченных особей. Коллектив людей пытается отрицать инвалидов своим эгоистическим инстинктом. Примитивные общества устраивали и устраивают резер­вации для инвалидов и престарелых (вспом­ните японский фильм Легенда о Нараяме — там стариков уводили умирать в горы, подальше от деревни). Мне рассказы­вал таджик-спинальник, что в некоторых горных районах здоровые дети норовят забросать камнями ребенка-инвалида.
Однако человеческое рождается в борьбе с животным, и уважение к личности в сов­ременной цивилизации становится ее глав­ным приоритетом. Такие общества стара­ются интегрировать инвалидов, понимая, что дело не во внешности и не в способе и скорости передвижения, а в душевных и интеллектуальных  качествах человека. Смотри на меня, как на равного — таков был девиз Всероссийского фестиваля искус­ств инвалидов. Не всем удается это в одинаковой степени, и нам самим важно это понять и снисходительно относиться к людям, которые из-за своих природных данных или воспитания не могут преодо­леть ксенофобию (боязнь или неприязнь всего чужого). Можно, наоборот, только посочувствовать тем, кто предпочитает об­щаться или сотрудничать с внешне сохран­ными невеждами, глупцами и негодяями, а не с духовно богатыми и порядочными людьми только потому, что эти послед­ние — калеки. Я уж не говорю о мимолет­ных контактах на улице или в обществен­ных местах.
Представьте себе ситуацию. Кафетерий. Инвалид на коляске со здоровым другом. Буфетчица спрашивает:
— Ему с сахаром? Друг говорит ей:
— Почему бы вам не спросить у него са­мого?
Тогда она наклоняется к инвалиду и по слогам, громко, как будто он глухой и ум­ственно неполноценный одновременно, вопрошает:
— Вам с са-ха-ром?
Эту сценку описал англичанин — гость Всероссийского съезда инвалидов, но кто скажет, что у нас не происходит ничего по­добного. Удивляет даже не это, поражает то, что и сами инвалиды иногда относятся к себе как к людям второго или третьего сорта и оправдывают неприязненное отно­шение со стороны окружающих. Знакомая (на коляске) как-то рассказала, что директор магазина Дом игрушки на Кутузовском проспекте Москвы отказалась принять детей-спастиков из дома-интерната, опасаясь за самочувствие покупателей.
— Я не осуждаю ее, — прокомментирова­ла моя знакомая,— ведь она по-своему за­ботилась о психике здоровых детей, а боль­ные... они и так уже больные.
Недавно в московской газете Куранты промелькнуло объявление, которое приво­жу слово в слово: Мне 68 лет, три года назад стала инвалидом. До сих пор не могу с этим смириться... Хотелось бы иметь настоящего друга. В моем возрасте осталась современной женщиной. Если кто-то не бо­ится знакомства с инвалидом (не калекой), отзовитесь. Видите, женщина, считающая себя современной, судя по всему, калек ста­вит рангом ниже всех прочих инвалидов. А ведь что греха таить, даже в нашей среде сложилась некая иерархия: здоровый — ходячий — колясочник — лежачий, и при­ходится видеть, как колясочники не прочь обойти очередь на какой-нибудь льготной распродаже, состоящую из одних инвали­дов.
Передам мысль, которой со мной дели­лись и инвалиды и здоровые и которая по­казалась сначала неожиданной: именно мы должны воспитывать и, если хотите, лечить общество от непонимания, черствости и озлобленности, чаще показываясь на людях и даже провоцируя прохожих на сочувствие. Я с некоторых пор действительно перестал отказываться от помощи окружающих, даже если мог бы обойтись без нее, исключи­тельно в педагогических целях. Надо догадываться, что им хочется не просто по­мочь нам, но и возвыситься в собственных глазах, а сами они стесняются своего отно­сительного здоровья не меньше, чем мы своей немощи.
В установлении нормального контакта между здоровыми и инвалидами громад­ную роль может сыграть телевидение, ко­торое у нас с недавнего времени стало со всех сторон разрабатывать эту тему, казав­шуюся раньше запретной или щекотливой. Но до одной из стран третьего мира — Зим­бабве — нам пока далеко: там проходят еже­недельные передачи, где инвалиды показа­ны не только в кругу семьи, но и в рабочей обстановке, как полезные члены общества, а не тунеядцы*.
* Программа Шаг из круга появилась в октябре 1994 года на Российском телевидении.
Находясь на улице, мы должны уяснить, что интерес большей части здорового на­селения к нам намного больше, чем обрат­ный: ведь мы, как правило, были такими когда-то и все про них знаем, а для них мы в диковинку. Особенно не скрывают любо­пытства обыватели и дети.
Обыватель, особенно подвыпивший, справляется о здоровье, спрашивает, давно ли сижу в коляске, но я-то вижу, что все это фигня. Главное для него — преодолеть соб­ственную робость перед необычным и са­моутвердиться таким способом. Это все равно что подойти к кинозвезде и спросить, который час. Кстати, если я сижу на улице, многие предпочитают справляться о времени именно у меня, а не у десятков других мужчин, у которых можно заподозрить на­личие часов с не меньшим основанием.
Мальчишек в основном привлекает тех­ника, а не тот, кто в ней находится. Они осведомляются о тормозах и удивляются, почему нет руля. Девочки, наоборот, обес­покоены бытовыми, почти альковными подробностями моей жизни. Одну мою ма­ленькую соседку волновал вопрос, как я сплю. (Видимо, она вообразила, что я сросся с креслом.) Пришлось разочаровать дитя, сказав скучную правду.
Родители, как правило, ведут себя непе­дагогично. В ответ на возглас: Мама, смотри, смотри, а почему он так едет? — они или одергивают ребенка, или что-то шепчут, или заговаривают зубы, как это де­лают, когда хотят отвлечь от малоэстетич­ного зрелища собачьей свадьбы. Очень ред­ко папы, не понижая голоса, спокойно объ­ясняют, что у дяди болят ножки, или что-нибудь в таком духе. Сейчас по телевидению появилось много передач об инвалидах, в том числе и об инвалидном спорте. Поэ­тому, когда мальчишки кричат: Инвалид, инвалид! — я это отношу за счет возросшей популярности и горжусь, как если бы вслед мне кричали: Смотри, Шварценеггер! Ви­димо, в семьях идет какая-то работа с деть­ми.
— Смотри, инвалид приехал,— сказал один из игравших ребят. Другой тихо предупредил:
— Молчи, сломаешь ногу — сам таким будешь.
Чтобы постепенно разрушать барьер между собой и окружением, если для вас он существует, можно выдумать несколько упражнений, подходящих к конкретной об­становке. Допустим, вы выбрались на люд­ную улицу. Первое: не отводите глаз от прохожих. Сделайте вид, что не они вас разглядывают, а вы их. Второе: попробуйте кому-нибудь улыбнуться. Третье: спросите, который час. Четвертое: усложните задачу, спрашивая у все более недоступных, по ва­шему впечатлению, людей. Меняйте и уд­линяйте формулу вопроса. Поинтересуй­тесь, что продают в магазине или что идет в соседнем кинотеатре. Чтобы самому было интереснее играть в приставание, заранее загадывайте характер прохожего и по его ответу, внимательному, неприветливому или равнодушному, определите, насколько вы тонкий психолог.
Очень помогает в общении собака, с ко­торой вы прогуливаетесь. Во-первых, вам будет казаться, что вы не один и что про­хожие обращают внимание именно на соба­ку, а не на коляску. Во-вторых, вы сможете найти контакты с другими собачниками. Возвращаясь к этой теме, собаку советую завести при любой возможности. Она не только несет радость дружбы с живым су­ществом, но и будет гасить развитие ин­валидного эгоизма, так как вам придется заботиться о ней. Собака будет дисципли­нировать вас, не даст залеживаться в пос­тели, и вам будет труднее отвертеться от прогулки, если, конечно, родные проявят твердость и не станут потакать вашим слабостям. Собака будет буфером в семейных конфликтах, которые неизбежны, особенно на первых порах вашей новой жизни. Она сможет быть защитником в квартире и на улице. Посоветуйтесь со специалистами насчет выбора породы, а нет — останови­тесь на выходце из дворянства: преданнее и умнее не найдете. А какой она станет взрослой — зависит от вашего терпения и искусства дрессировщика.
Андрей Ж. в мае 1990 года поехал на ги­гантский митинг на Манежной площади. Он сидел в толпе на коляске, а вокруг волнова­лись шахтеры с тогда еще незаконными флагами России. К коляске подошла жен­щина, протянула Андрею яблоко и гортанно сказала:
— Я глухонемая, возьмите от меня.
Народ кругом как бы спохватился и стал совать трешки и пятерки. Андрей еле выр­вался из окружения доброхотов. Останься он там на четверть часа — все деньги, пред­назначенные бастующим горнякам, пере­кочевали бы ему за пазуху.

Популярные материалы

Облако тегов